Перекресток

Если девчонка считает, что у него должен быть комплекс рыцаря на белом коне или что-то вроде, она сильно ошибается, о чем он ей и сообщает. Она мнет в руках розовую дорожную сумку. Того и гляди разревется.
- Собирайся, я отвезу тебя обратно. Как ты вообще нашла мой дом?
Она оживляется, встряхивает белокурыми хвостиками.
- У вас коробок спичек из бара в Мэннинге. И у вашей машины - колорадские номера. А там уже мне в баре рассказали, где вы живете.
- И почему ты считаешь, что теперь я должен быть тебе рад?
- Я хотела как-то отблагодарить вас, ну, за то, что вы спасли мне жизнь. Я могу готовить. Или стирать одежду. Или мыть полы.
Пока он тащит ее вещи к багажнику, она царапается, воет и брызгает слезами, как пожарный гидрант. Если ее тихо пришибить и закопать где-то неподалеку, то ее, вероятно, никогда не найдут, но, с другой стороны, она тоже не должна была его найти, так что рисковать не стоит.
Элкинз сильно подозревает, что его стиральная машинка одержима, а на кухне живут гарпии, а о кладовке страшно и думать, так что, возможно, белокурая проблема самоустранится.
Когда она врывается в его кладовку, то смеется так сильно, что на ее глазах выступают слезы.
- Ваша кладовка одержима... духами сальмонеллеза и ботулизма.

***

Шаги, тихие, вкрадчивые. Дыхание слишком частое для вампира, но вампиры - не единственные непрошенные гости, которые могли пожаловать в его дом. Он не открывает глаз, пытается не шевелится; впрочем, большинство тварей этим не обманешь. Самое большее, что у него есть - это несколько секунд, и он группируется, сжимается пружиной, и раскрывает глаза уже в броске - ступней под колено, ухватить, потянуть нападающего на себя, а во второй руке уже сжат лежавший под подушкой нож.
Его окатывает волной горячего кофе. Острые подростковые локти больно утыкаются в ребра, в широко распахнутых глазах девчонки уже стоят слезы. Его душит злость и внезапно подступивший смех.
- Сука, еще раз так подкрадешься...
- Я же просто хотела принести вам...
Он отпускает ее. Она уходит рыдать на задний двор. Он пожимает плечами и идет готовить им завтрак.

***

Что белокурую проблему зовут Мэри, он узнает на вторую неделю их совместного проживания.
Она представляется почтальону в Тульсе, когда выспрашивает его о загадочных исчезновениях. С девчонкой - глазищи в пол-лица, в белокурой шевелюре уже пробиваются темные корни, сбитые коленки - свидетели разговаривают гораздо охотнее, чем с ним. Он следит в зеркало заднего вида. Девчонка хитро улыбается, глядит на почтальона из-под длиннющих ресниц.
Мэри, - на всякий случай повторяет он про себя.

***

- Сиди тут, - говорит он, - тут безопасно, - и уходит, сжимая в руках дробовик.
Из нее хорошая наживка, она сидит крепко, как затаившийся в траве зайчонок, не пикнет, не шелохнется, даже когда черный пес в три прыжка пресекает поляну, скалится, брызгает слюной ей в лицо.
Он стреляет.
...Она ревет на заднем сидении всю обратную дорогу.

***

После этого она говорит: ты научишь меня стрелять.
- Я не верю твари, которое кровит по пять дней и потом не умирает. Я не дам такой твари в руки пушку, - упрямо повторяет он.
- Ну пожаааалуйста, - тянет Мэри. - А если на меня снова нападут вампиры? Или еще кто-нибудь?
- То я их искренне поблагодарю, - бурчит он, но все же начинает разбирать револьвер.

***

Она стрижется в конце осени, оценивающе прикусывает губу, заправляет прядь за ухо.
- Тебе не идет, - говорит он.
- Зато практично, - говорит она.
Она стоит по щиколотки в снегу в его старых сапогах, в его старой куртке - из рукавов выглядывают лишь кончики пальцев - и заливисто смеется. Потом набирает полные ладони снега, лепит снежок и кидает ему в грудь. Он не сообразил уклониться.
Он отворачивается и уходит в дом.

***

Он таки сумел научить ее готовить. Она таки сумела научить его отворачиваться, когда она переодевается - он бурчит, но садится лицом к стене.
- Я тебе не щенок, чтобы меня воспитывать.
Она уже не затыкается, когда он угрожает отвезти ее обратно домой.

***

Когда что-то холодное и тощее влезает к нему в постель, Элкинз благим матом орет "Кристо".
- Мужчины разное кричат в постели, но чтоб такое... - хихикает Мэри.
Он подозревает, что она едва ли знает, что кричат другие мужчины. Его подозрения оправдываются.

***

- Позади держись, твою мать.
- Я лучше стреляю, - упрямо хмурится она, потом показывает язык.
- Вот потому и держись позади, если что, спину прикроешь.
- Я вампиров видела, не испугаюсь.
Он хватает ее за воротник, разворачивает к себе, встряхивает.
- Ты не должна убивать. Баба должна детей рожать, а не охотится.
- Я не хочу детей.
- Мелкая потому что, - и в какой-то миг он думает, что у них, возможно, будут дети, возможно, все будет хорошо. Эта мысль пугает. Он втаптывает окурок в снег, снимает пистолет с предохранителя. Из темноты доносится далекий вой.

***

Он даже почти к ней привык, привык к комкам волос по всему дому, к тому, что она пинается во сне, к тому, что зимой ей в дом надо таскать воду ведрами и греть на ванну, и к тому, что в неудачной охоте всегда есть кого обвинить.
Когда он слышит среди охотников рассказы о "старине Элкинзе и его девчонке", он чувствует непонятную гордость.

***

- И вообще, что это за имя такое - "Винчестер"? - он вышагивает по комнате так яростно, что на полу скоро начнут оставаться дорожки. - Скользкий тип, наверняка коммунист. И вообще, кто станет терпеть рядом с собой девушку, которая стреляет лучше, чем он?
- Ну, ты же терпишь, - говорит она, растянувшись поперек его кровати. Старая футболка задралась, видно полоску золотистой кожи на животе. Он отворачивается.
- Зараза. Где ты его вообще подцепила?
- Помнишь того вьетнамца, ну, которого мы допрашивали, когда загнали мантикору? В Лоуренсе, мы там еще месяца полтора проторчали?
Элкинз по привычке начинает волноваться:
- Ты хоть знаешь, что с мозгами у этих вьетнамцев? Он же тебя пришибет как-то, и не говори потом, что я не предупреждал.
Она встает, потягивается - сквозь мягкую ткань видно остренькие соски. Улыбается сыто:
- Это еще вопрос, кто кого пришибет.
Он закуривает.
- Но больше не возвращайся, - говорит он, тяжело дыша носом.
- Ладно, - говорит она.
- Ладно, - говорит он. - Блядь.

***

И вот что у него остается: ее состриженные волосы, которые он из суеверности собрал в коробку, да так и не удосужился сжечь; ее застиранный лифчик на поролоне - у нее маленькая грудь; ее дешевенькая помада - он купил, а она никогда и не пользовалась; занавески, которые она пошила, а он сорвал после того, как они в темноте показались ему штригой.
Он бросает коробку в огонь. Потом жалеет, конечно, хотя бы занавески можно было оставить, чтобы в окна не заглядывал кто ни попадя, но уже поздно.