Перекресток

I
Заканчивался июль. Они держали путь из Миннесоты в Мичиган, где их уже ждала работа. Остановились на ночь.

Дочка Джима подросла – уже и выше, чем он помнил, старше. Четырнадцать. Может, пятнадцать. Ушла детскость, появилась девчачья угловатость и неловкость. Огромные горящие глаза, босые ноги, едва наметившаяся грудь и большой, тяжелый зад. Говорит только с матерью. За обеденным столом сидит рядом с Сэмом.

Она сияет.

Он не может отвести глаз.

*
Когда в доме все засыпают, она выскальзывает через заднюю дверь, пол скрипит под ее ногами. Он следует за ней по пятам, голод переполняет его, постоянно зудит под кожей. Он видит, как она заходит в сарай, вытягивает руки для баланса, идет четко по ровной линии, будто канатоходец над пылью и грязью.

В сарае царит тишина.

Она стоит в углу, скрываясь в безопасности. Развязывает платье впереди, кладет руки на свою маленькую грудь, держит в руках. Предлагает.

И он берет.

*
Сено неровное. Колется. Ее бедра и руки покрываются красными пятнами. Ее лицо совсем рядом, и он видит, что оно все в красных и коричневых родинках. Ее глаз он не видит. Он отодвигается, когда его средний палец проскальзывает в нее, палец входит всего лишь на сустав и не далее, но этого хватает, чтобы что-то изменилось у нее в лице, губы сжались и снова раскрылись, не издав ни единого звука.

- Чувствуешь? – палец, поигрывая, скользит в ее упругом молодом теле. – Когда я войду в тебя, оно порвется. Будет больно.

- Я знаю, - кивает она.

Он опускается на колени, разводит ее ноги и кладет себе на плечи. Он разделяет пальцы, кладет один на клитор и начинает теребить его. У нее сбивается дыхание, когда головка его члена сначала упирается во влажную территорию, а потом направляется прямо в ее влагалище.

- Ох, - она издает легкий звук. Удивление новой, резкой боли.

- Шшш, - успокаивает он ее, быстрее двигая пальцем.

Он раздвигает ее губы пальцами, пытаясь найти место, давит сильнее. И она раскрывает ему, практически сразу, крови почти нет. Зубы сжаты, глаза широко распахнуты и по цвету напоминают своей темнотой небо. Она поскуливает, не зная, как прийти в себя. Ноги обессилено падают с его плеч.

Он устраивает ее поудобнее на своем члене, придерживая двумя руками вокруг талии, проскальзывает в нее медленно и настолько, насколько она позволяет. Он наклоняет ее, чтобы поцеловать в нос.

- Я держу тебя, девочка, - он шепчет ей прямо в губы. – Все позади.

***
После всего он проскальзывает в дом. Перерывает кладовку в коридоре, шкафчики в ванной. Выходит из дома с полотенцем, губкой и ведром тепловатой воды. Он несет все это в сарай.

Он держит ее, позволяет опереться на себя, пока она приседает над ведром, руки дрожат, она аккуратно подносит воду к раскрытому влагалищу. Он целует ее шею каждый раз, когда она со свистом выдыхает от облегчения и боли.

Когда она заканчивает, он вытирает ее полотенцем, мягко и нежно, наблюдая, как кожа становится розоватой, затем темнеет и бледнеет. Он поправляет платье, застегивает пуговицы впереди и позволяет свернуться калачиком в его руках.

***
Он почти заснул, и его будит ее мягкий голос.

- Еще, - она прерывисто дышит ему в щеку. – Еще.

Он медленно открывает глаза. Потирает виски. Чувствует, как ее маленькая рука обхватывает его член, застенчиво, неуверенно. Он смотрит на нее и видит, что она трогает себя, легко и аккуратно, едва касаясь руками клитора. Его член наливается от одного вида.

- Ох, - вздыхает она, глаза широко распахиваются от удивления, он вдруг полностью наполняет ее руку, кровь пульсирует, член полностью возбужден.

Он мягко улыбается, поворачивается набок, придвигается к ней поближе, опирается на руки.
- Еще не зажило, может быть больно, - говорит он.

Она опускает глаза, спокойно и отрешенно смотрит на вагину, будто на инородное тело, что-то не принадлежащее ей.

- Такое чувство, будто… - она останавливается, пытается собраться с мыслями. – Такое чувство, будто внутри все набухло. Как… - она пытается подобрать слова. – Как будто во мне появилось столько пространства, о котором я даже и не подозревала. Это… - она опускает глаза, смотрит на руку, которая все еще у нее между ног. – Будет также больно, как в первый раз? – спрашивает она.

Его пальцы медленно скользят по ее щеке, затем вдоль шеи за ухо, вокруг ушной раковины.
- Может быть, я не уверен, - отвечает он.

Она молчит, а потом говорит:
- Ладно. Хорошо.

Он поворачивает ее так, чтобы она легла на бок, платье поднято на бедра. Он ложится за ней, открывает ее пальцами. Он запускает в нее два пальца, и она хнычет. Три сначала не помещаются, но немного усилий, и ее тело принимает их. Она стонет, отчаянно и будто пробудившись от глубоко сна, пальцы вцепились в грязь под ногами. Когда она становится достаточно влажной и открытой, он ставит ее на руки и колена и трахает.

Она кончает, в полной тишине, не издав ни звука. До этого она не кончала. Она сильно дергает коленями, и руки больше не держат ее. Он выскальзывает из нее и опускается рядом.

- Эй, - шепчет он. – Эй, - он поворачивает ее к себе лицом. Она плачет. Дрожит. – Тише, - говорит он. – Все в порядке, - он целует ее в лоб, улыбается, смотрит в глаза и произносит. – Ты только что кончила, девочка, вот и все.

***
Она засыпает.

Он смотрит сквозь дыры в крыше сарая, как небо медленно светлее. Он кончает, думая о ее большом, круглом заде. О мягких, рыжеватых волосах вокруг дырочки. О том, как она дрожала в его руках, когда кончала.

***
- Что с тобой такое? – спрашивает отец утром, Сэм проносится мимо них со спортивной сумкой в руках. Дин пожимает плечами. – Ладно, собирайся. Нам надо ехать.

Он выходит через кухню. Она там, стоит у плиты. Футболка и джинсы, волосы подняты, все аккуратно.

- Ты в норме? – спрашивает он. Будто из чувства какой-то странной ответственности. Из чувства вины. Он даже не знает, чего здесь больше.

- Конечно, - она поворачивается к нему.

- Я уезжаю, - произносит он, будто извиняясь.

- Я знаю. Знала еще вчера вечером, - она улыбается.

- Увидимся, - говорит он.

- Конечно, - отвечает она.

II

Их машина ломается в нескольких милях от фермы. Отец решает, что им стоит пройти пешком оставшийся путь. Так что они идут, дорожные сумки перекинуты через плечо. Злое и мстительное вечернее солнце жжет им в спину, и ему хочется, чтобы Сэм был с ними.

*

Она смотрит на него взглядом брошенного любовника, брошенного надолго – обиженным, голодным взглядом.

Прошло больше года.

Он идет за ней, за дом, за поля: как доверчивый ребенок, он знает, что не заслуживает ничего, но все равно хочет. Она идет на пару шагов впереди, как обычно, босиком, поет «и времена года приходят и уходят». Поет «и нарисованные пони поднимаются и опускаются».

Она уводит его к поляне в лесу.

- Твоя куртка, - говорит она. – Постели ее здесь. – Указывает пальцем на землю. Улыбается, когда он подчиняется.

Она снимает трусики, поднимает одну ногу, затем другую, неустойчиво и неловко. Она мнет их в кулаке, затем ложится на согретую его телом кожу, ее платье помято, ноги раскинуты. Вагина влажно блестит, великолепные очертания.

Ему стоит лишь дотянуться.

Взять.

- Ну же, - говорит она, протягивая к нему руки. - Ну же.

*

К тому времени, как они кончают, солнце уже село, края неба горят розовым светом. Она все еще обнажена, руки между ног, она прикрывает себя.

- Тебе больно? – спрашивает он, зан