Перекресток

Огайо жаркий, холмистый штат.

Машина выходит из строя где-то к северо-востоку от Варшавы, посреди территории амишей. Сначала недовольно урчит, а потом ломается окончательно. Июль.

Сэм открывает пассажирскую дверцу, усаживается на обочину дороги, зарываясь ступнями в придорожную пыль, и смотрит, как мимо проезжают повозки, запряженные лошадьми. Кучера машут ему руками: мужчины в синей одежде, черных шляпах, их лица скрыты под огромными бородами. Он машет им в ответ.

Тихо. Ему слышно, как где-то смеются дети. Изредка проезжают машины. Он открывает бардачок, съедает немного арахисовых M&M’s, которые Дин там припрятал.

- Хватит жрать мои M&M’s, - говорит Дин, выныривая из-под капота.

- Они же растают, - Сэм кидает в рот еще одну горсть.

Дин пристально смотрит на него. Он без рубашки, по нему ручейками стекают грязь и пот, в каждой руке он держит по гаечному ключу. Сэм отводит взгляд, смотрит, как ветер колышет кукурузу на полях, – жест, подобный тому, как коровы отмахиваются от мух.

- Почини машину, - говорит он.

- Ну да, ну да, – ворчит Дин и снова скрывается под капотом. – Черт, мне бы помощь не помешала, знаешь ли.

- Могу процитировать твои же слова: “Убери свои руки от моей машины, пока ты ее не раздолбал”, - говорит Сэм. Съедает еще немного M&M’s.

Дин не отвечает.

Сэм не спрашивает, что случилось с машиной, а Дин ему не говорит, но не позднее, чем через полчаса, они уже снова в дороге.

- Должна продержаться, - говорит Дин, и это окончательное решение. Он напевает что-то, барабанит пальцами по рулю, когда они обгоняют еще одну повозку.

- Думаешь, нам не надо заехать в мастерскую?– спрашивает Сэм.

Дин смотрит на него, слегка поджав губы. Не отвечает.

Варшава - крохотный городок. Выясняется, что в нем даже негде остановиться, и в конечном итоге они проезжают еще 10 миль до Кошоктона и берут номер в местном мотеле.

Почти вечер.

Они едут обратно в Варшаву, некоторое время бродят по городку. Никто не хочет с ними разговаривать. В таких городках известие о чужаках распространяется очень быстро, и вскоре даже дети смотрят на них искоса, с подозрением.

- Пойдем поужинаем, - говорит Дин, и они идут в Granny's Kountry Kitchen. Дин флиртует с официанткой. Сэм ест яблочный пирог.

- Можем отправиться к мосту, когда стемнеет, - говорит Сэм.

Дин пожимает плечами.

- Хорошо, - отвечает он. Откусывает немного от пирога Сэма.

После ужина они сидят на краю тротуара рядом с ресторанчиком, смотрят, как в гаснущих лучах солнца гуляют люди: семьи покупают мороженое, дети на велосипедах гоняются друг за другом.

- Все выглядят счастливыми, - говорит Сэм.

Дин хмыкает. Обкусывает заусенец.

Мост находится недалеко от городка, к западу. Дин останавливает машину на обочине дороги. Они выходят. Река темная, быстрая, полноводная после летних гроз. Сэм облокачивается на перила и смотрит, как быстрый и темный поток уносит мусор.

- Не слышу никакого плача младенца, - говорит Дин.

Сэм округляет глаза.

- Это произойдет не раньше полуночи, Дин.

Дин хмыкает, идет обратно к машине и возвращается с упаковкой M&Ms. – Хочешь?

- Да, - отвечает Сэм и берет целую горсть. Они сидят на перилах и ждут. Мимо проезжает машина, направляющаяся на запад по дороге 36. В кустарнике стрекочут насекомые. Где-то внизу квакает лягушка. Дин яростно чешет свои руки.

- Говорил я тебе – купи спрей от насекомых, - произносит Сэм.

- Чертовы комары, - ворчит Дин. У него аллергия, от укусов остаются следы размером с пятицентовые монетки. Сэм укусов даже не чувствует.

Над верхней губой Дина проступают капельки пота, слегка поблескивающие в лунном свете. Здесь достаточно темно, чтобы Сэм мог разглядеть Млечный Путь, развертывающийся у них над головами: немного в дымке, но заметный, его двойные линии прочерчивают дугу через ту часть неба, которая не скрыта деревьями. Дин ерзает на перилах, съедает еще немного M&M's. Он – теплое присутствие, надежное, тревожащее.

- Итак, - говорит Сэм и не может придумать, что бы такое сказать.

- Не заставляй меня ждать, Сэмми, - Дин жует, слегка приоткрыв рот: недостаточно широко, чтобы это было отвратительно, но более чем достаточно, чтобы это чертовски раздражало Сэма.

- Я просто… Э, - говорит Сэм. – Помнишь, как мы видели метеоритный дождь?

Дин негромко смеется.

- Да. Где это было, в Монтане?

- По-моему, в Вайоминге.

Сэм засовывает руку в упаковку, и его пальцы соприкасаются с пальцами Дина.

- Отец вытащил нас наружу и довел до середины поля, а ты все ныл и ныл, что у тебя джинсы промокли, и тебе просто хотелось снова лечь спать. Да, я помню, - Дин отбирает упаковку.

- Старик, мне было тринадцать. Ты в этом возрасте был не лучше, - говорит Сэм.

- Я был ангелом, - отвечает Дин. – На те метеориты стоило посмотреть, да.

- Да, - говорит Сэм. – Стоило.

Он разглядывает профиль Дина, плавный изгиб его челюсти, уголок его рта, слегка приподнятый в улыбке.

- У нас бывали хорошие времена, - произносит Дин, протягивая ему упаковку.

Ровно в полночь они слышат плач.

- Черт, страшно, - говорит Дин.

Так и есть: пронзительные вопли младенца доносятся откуда-то снизу, из-под моста или из воды. Сэм корчит гримасу. Дин, конечно же, поднимается на ноги и выглядывает из-за перил.

- Ничего не вижу, - говорит он.

Они ждут. Плач продолжается пятнадцать минут и затем резко, на середине вопля, обрывается.

Насекомые снова стрекочут так же громко, как и раньше. Ухает филин.

- Ну, и как из-за одного плачущего младенца исчезли три взрослых мужика? - говорит Дин.

Сэм наклоняется, чтобы дотронуться до подошвы своего ботинка, где резина сходит.

- Не знаю, – отвечает он.

***

Сэм просыпается до рассвета, когда бледный серый свет только начинает потихоньку просачиваться в комнату и высвечивать пятна на обоях. Ему что-то снилось, но он не может вспомнить, что именно. Он скатывается с кровати и забирается в постель к Дину - не думая, позволяя своему телу двигаться туда, куда оно хочет.

Дин шевелится, переворачивается.
- Ты уже слишком взрослый для этого, Сэмми, - бормочет он, не открывая глаз.

- Мне приснился сон, - говорит Сэм.

- Мартину Лютеру Кингу тоже, - говорит Дин. – Проваливай с моей кровати.

Сэм встает, ищет свои кроссовки.

Он бежит целые мили: сначала по шоссе, потом - по дорогам, если и обозначенным как-то, то только номером. За ночь похолодало, и от солнца по его коже разливается желанное тепло. Он видит амишей во дворах их чистеньких белых домиков. Они машут ему.

Он машет в ответ.

Он весь потный и уставший к тому времени, когда возвращается в мотель, но в его голове наконец-то тихо, все мысли выбиты оттуда мили тому назад.

- Ты где был? – спрашивает Дин, едва Сэм заходит внутрь.

- Бегал, - говорит Сэм, констатируя очевидное. – “Медленный” значит “мертвый”, помнишь?

У Дина дергается рот.

- Ну ладно, Карл Льюис. Вали-ка в душ, я проголодался.

Он выглядит спокойным, невозмутимым. Возможно, он даже не помнит их предрассветный разговор.

После завтрака они отправляются в библиотеку Кошоктона. Сэм притаскивает огромную кипу газет туда, где Дин, используя его ноутбук, лазит в Интернете.

- Ручей Белой Женщины, - произносит Дин через какое-то время.

Сэм отрывается от статьи про распространение сатанистских культов в сельском Огайо.
- Что?

- Старое название реки Уэлхондлинг, - говорит Дин.

- А, - Сэм быстро соображает, клик-клик-клик, все встает на свои места. Он опускает газету.

- Думаешь, мы имеем дело с двумя призраками? Плаксой и Женщиной в Белом?

- Похоже на то, - говорит Дин. – Ни в одном рассказе про Мост Плаксы не говорится о смерти людей. Только плач и эти чертовы отпечатки ладоней на машине.

- Так. Хорошо, - отвечает Сэм.

Дин захлопывает ноутбук.
- Это будет легко, - говорит он. – Готов поспорить, под мостом плачет ее ребенок. Избавимся сразу от обоих.

Они идут обедать. Дин пролистывает дневник отца, делает заметки. Сэм отправляется в туалет, а когда возвращается, видит, как Дин посасывает свою шариковую ручку, рассеянно проводя ею по нижней губе.

Сэм садится и хватает свой кофе, продолжая пялиться. Он недостаточно быстро отводит взгляд, когда Дин поднимает глаза, и они замирают вот так - глупая картина, и Сэм стискивает в руке керамическую кружку с потрескавшимися краями.

- Гм, - Дин смотрит вниз, на дневник, хлопая своими темными, тонкими ресницами. – Вот, э. Женщина в Белом.

- Да, - произносит Сэм. – Она.

Этой ночью они возвращаются на мост. Тихо – никакие насекомые не спариваются и не стрекочут или что там они делают. Ни филинов, ни лягушек. Они поднимаются на мост. Все замерло. Воздух словно застыл, как бывает во время снегопада. Сэм нащупывает ладонью рукоятку пистолета, спрятанного там, сзади, на пояснице, между бельем и кожей.

- Будь начеку, - говорит Дин. Проверяет оружие, спускается по берегу реки вниз.

Сэм стоит посреди моста, на желтой разделительной линии. Ни следа машин. Вдалеке видно небольшое скопление огней.

Ему слышно, как Дин бродит внизу, время от времени чертыхаясь и негромко произнося что-то по-латыни. Сэм не знает, каков их план и что делает Дин. Он не спросил. Дин ему не рассказал.

- Ну хорошо, - говорит Дин, забираясь обратно на мост. Его ботинки заляпаны грязью. У него на лице рядом с носом - пятнышко от синего мела. Сэм сжимает пальцы в кулак, впивается в ладони ногтями. Они слишком короткие и неровные, чтобы это помогло.

- Что теперь? – спрашивает он.

- Ждем, - отвечает Дин. Садится посреди дороги, скрестив ноги, словно маленький ребенок в летнем лагере. Он выглядит глупо. Но от этого прилив тепла к животу Сэма не прекращается.

Сэм тоже садится, опираясь спиной об ограду. Его левая ступня упирается в бедро Дина, и Дин начинает теребить потрепанную кайму джинсов Сэма, задевая пальцами кожу лодыжки Сэма там, где ткань задралась. Сэм вздрагивает.

- Нервный, - говорит Дин.

- Нет, - Сэм стискивает зубы. Не убирает ногу.

Они ждут.

В полночь под мостом вспыхивает свет, расходится в разные стороны, а потом быстро, стремительно гаснет. Сэм вздрагивает и чуть не попадает ботинком Дину по голове.

- Блин, успокойся, - Дин поднимается на ноги. – Пойдем.

- И это все? – спрашивает Сэм тупо. У него развязался шнурок. – Скучновато.

- Это все, - соглашается Дин. Он стоит и с непроницаемым лицом наблюдает за Сэмом, с его правой руки свисает дробовик. – Идешь?

Разворачивается и идет к машине, не дожидаясь ответа.
- Да, - говорит Сэм удаляющейся спине Дина.

Он все еще не знает, что произошло. Что сделал Дин, чтобы избавиться от Женщины в Белом и ее плачущего ребенка. Дин – тот, кто все выяснил. Сэм просто следует за ним.

***
Большинство окон мотеля темные, на ночь все попрятались, двери закрыты или не закрыты на засов, в зависимости от подозрительности жильцов. Сэм не знает. Одна из металлических петель на его левом кармане уже почти оторвалась от ткани. Он теребит ее, стоя перед комнатой 26 в ожидании, когда Дин откроет дверь.

- Иду спать, - говорит Дин, захлопывая дверь пинком. Сэм кладет руку на шею Дина, сзади - легкое и осторожное касание, но Дин все равно замирает, вытянув руку, чтобы положить ключи на шаткий столик рядом с дверью.

- Дин, - произносит Сэм, и не может придумать, что бы такое сказать. Наклоняет голову, проводит носом по волосам Дина, по тонкой струйке пота на его шее сзади. Под губами Сэма – круглые, выпуклые позвонки Дина.

- Что, - спрашивает Дин, но Сэм скользит руками под его футболкой, прижимает ладони к его животу, разворачивает Дина, и они становятся друг к другу лицом к лицу, губы к губам.

- Я просто, - говорит Сэм, касаясь губ Дина своими губами. Прикусывает Дину нижнюю губу. Дин все еще стоит не шевелясь. Сэм проводит ногтями по ребрам Дина, очерчивая каждый встречающийся на пути изгиб.

Ему хочется двигаться быстрее, но он не может: у него трясутся руки.

Он проводит ртом вниз по шее Дина, дотрагивается губами до его кадыка. Дин сглатывает, дрожит. Поднимает руки, чтобы опустить их на бедра Сэма и оттолкнуть его.

- Я не могу, - говорит Дин. Не смотрит на Сэма. – Пойду приму душ.

Трубы визжат, когда включается вода. Сэм ложится на кровать. Потолок пятнистый, неровный. Сэм проводит пальцами по швам покрывала; швы то и дело пересекаются, но в основном идут своей дорогой. Дин неотделим, необходим, скрыт в Сэме глубже, чем кровь или костный мозг.

В соседней комнате включается телевизор; снова выключается.

Дин выходит из ванной, обернув полотенце вокруг бедер, и начинает рыться в своей сумке. Сэм наблюдает за тем, как Дин сбрасывает полотенце и натягивает белье и футболку. Когда Дин поворачивается, Сэм все еще смотрит, и Дин поднимает руку к затылку, проводит ею по волосам.

- Я, гм, сейчас спать лягу. Нам надо рано выехать, - говорит Дин.

- Да, - отвечает Сэм. Скидывает свою обувь на пол. Засыпает прямо так, поверх одеяла.

Утром они молча одеваются и идут завтракать. Дин направляется прямиком к прилавку. Он бесстыдно флиртует с официанткой, лукаво изогнув рот, и она краснеет и приносит ему добавочную порцию жареной картошки.

- Кетчуп? – просит Дин, глядя в свою тарелку, а не на Сэма.

- Держи, - отвечает Сэм и передает ему кетчуп. Их пальцы соприкасаются. Дин отдергивает руку, и бутылка падает на стол. Их официантка поворачивается к ним с удивленным видом.

- Извини, - бормочет Дин и ставит бутылку на место. Горлышко бутылки покрыто засохшим кетчупом. Дин собирает его большим пальцем.

Сэм всегда хотел вещи, которые не мог получить. Дин - еще один пункт в списке.

***
Мост выглядит все так же, когда они проезжают через него, направляясь на запад, к следующей охоте. Когда они пересекают мост, Сэм суеверно задерживает дыхание.

Почти полдень. Небо выцветшее, бледное от жары, с синими оттенками по краям. Сэм считает овец, мимо которых они проезжают. Потом коров. Когда они были маленькими и маялись от скуки во время бесконечных поездок на машине, отец давал им каждому по одному центу за каждое стадо, которое они замечали. Сэм не помнит, когда или почему они прекратили это делать. Просто это закончилось.

Сэм видит еще одно стадо коров, дремлющих под деревом, лениво обмахивающихся хвостами. Сэм думает о кровяных клетках и кислороде. Воздух в машине густой, как плохой сон. С каждым вдохом что-то стесняет его легкие, все его тело борется против сил притяжения и человеческой природы.

Корова поднимается на ноги и бредет по направлению к гребню холма - пятнистая, глупая, идет в никуда.
- Ну что, теперь Кентукки, - говорит Сэм.

Дин барабанит пальцами по рулю. Не отвечает.