Перекресток

[1]
— Ад — это ад! — Рожа у Сэма довольная. Еще и облизывается, будто мороженого наелся. — Это… ад! — не находя сравнений, он закатывает глаза, то есть, наверняка закатывает. И уточняет хвастливо: — Даже для демонов.
В монолог ненавязчиво вклинивается Бобби с раскаленной кочергой; Дин, пользуясь моментом, вцепляется в затылок брата, впивается в его рот и всасывает черный клубящийся дым, заполняющий легкие, вены, глазные яблоки.
Ведь просто нечестно, что такое приключение выпало именно Сэму. В конце концов, эй, кто тут старший?
Бобби всплескивает руками:
— Вашу мать!
Добавляет:
— И отца.
Обещает:
— Ох, получишь!
Заводит:
— Exorcizamus te… — и думает, что «детей бить нельзя» говорят только бездетные счастливчики.

[2]
— Кто бы мог подумать! — радостно и удивленно, растягивая слоги, хотя это была реплика Джо. Сбегая из дома и голосуя на обочине, рассчитываешь увидеть свет фар — «Импалы», желательно, но сойдет любой автомобиль — впереди, а не лошадиный круп за спиной. Всадница сидит боком; на ней черное платье, облегающее, как перчатка; роскошные черные волосы блестят в лунном свете. Но конский хвост искрится еще ярче.
— Куда едем? — осведомляется она.
— Подальше отсюда! — Сейчас Джо предельно понимает значение глагола «сбежать».
— Да без проблем, — медовым голосом обещает брюнетка, дергая поводья. — До ближайшего перекрестка подкину.
Конь разворачивается и наступает на Джо, поглаживая ее бедра кончиком своего завитого рога.

[3]
Эти твари повсюду.
На каждом шагу, на каждой улице. Теперь и в доме.
Джон бесшумно проникает в ванную. Там самый старший, самый опасный, но отец с ним справится, Дин верит. Девчонку он берет на себя.
Сэмми мог бы и помочь. Ну и что, что маленький? Как орать и солонкой швыряться, так не маленький. Вообще-то, больно было.
— Мэг… о, Боже! — раздается с порога мальчишеский вскрик, но у Дина отменная реакция.
— Убирайтесь, — цедит он, по сути, уже ни к кому не обращаясь. Сначала стрелять, потом разбираться.
— Нельзя было просто попросить? — вздыхает Сэм, материализуясь.
— С людьми, — веско отвечает Дин, — нельзя договориться. Вырастешь — поймешь.

[4]
С ним скучновато, но все лучше, чем в приюте.
Он молчун, двух слов не свяжет.
Он урод, длинный, костлявый и черный.
И готовить не умеет.
Зато не будит по утрам, не кормит водянистой овсянкой и не лезет под юбку, как Ли. И не таскает за волосы, как Джаред.
Но он охотник, умелый, лучший. Значит, свой. Как братья, по которым она не скучает. Как отец, чье имя она уже не помнит.
Ей скоро четырнадцать. Или пятнадцать?
У них часто бывают гости, их приятно пугать.
У них часто бывают гости, то есть еда.
Очень скоро Мисси Бендер забудет обо всем, кроме голода.

[5]
— Сэмми? — умоляюще говорит Джессика.
Это не больно, нет. Жутко. Ползти по стене вверх, перегибаться у потолочного плинтуса, орать: «Что за черт?!».
— Это же весело, — кажется, она расстроена.
Сэм замолкает.
Джесс медленно опускает его вниз, на кровать, на себя.
Он думает, что когда называл ее солнышком, то не имел в виду цвет ее глаз.
Она думает, что над стыковкой эрекции и левитации еще придется поработать.
— Ладно, а теперь ты меня, — предлагает Джессика, успокаивающе гладя его по спине и игриво — чуть ниже. — У тебя получится, это легко.

Через неделю они уже висят на противоположных стенах, хохочут и пуляют друг в друга фаерболами.