Перекресток

« Да, я прежде видел тебя таким, каким вижу тебя сейчас. Где ты блуждал таким, каким я вижу тебя сейчас? А такой, каким я видел тебя, где ты сейчас?»

« Когда твоя боль немного больше моей, я ощущаю себя немного жестоким».
Антонио Поркья «Голоса».

When I look into your eyes there nothing there to see
Nothing but my own mistakes staring back at me
Asking why
The sacrifice of hiding in a lie
The sacrifice is never knowing
(Linkin park «Pushing Me Away»)

Я смотрю в его глаза и вижу в них…пустоту. Мой сын всегда умел прятать свои чувства.
Он не любит смотреть в глаза, боится, что все увидят, как уязвим он на самом деле. Как беззащитно сердце и доверчива душа.
Я воспитывал его как солдата. Бесконечные марш-броски, жесткая муштра, железная дисциплина. Он спал на холодной земле, если это требовалось. Стрелял без промаха, бил в упор. Не жаловался. Не пожаловался ни разу, даже будучи ребенком.
Я помню, как однажды на охоте его грудь исполосовала когтистая тварь, что-то вроде призрачного Цербера. Кровь из ран лилась ручьями, и я не мог ее остановить, прижимая свою рубашку к ранам, пытаясь остановить кровь. Я давил на грудную клетку с такой силой, что боялся повредить ему ребра. Он бледнел на глазах, посиневшие губы сжались в тонкую полоску. Я держал холодные ладошки своего сына, не в силах согреть. Он не издал ни единого, мать его, стона. И дело было даже не в сдавившем от шока горла, просто мой сын терпел, и лишь глаза, распахнувшиеся в момент болевого приступа, кричали «Папа, мне так больно!», «я знаю, сынок, потерпи еще немного» умоляли в ответ мои. И Дин терпел. Ему было 14 лет.

Мой сын любит жизнь. Любит настолько, насколько даже мы с Сэмом не сможем ее полюбить. Это видно в каждом взмахе его ресниц, смехе и движениях.
Я отнял у него детство. Взвалил на его плечи Сэма. Шпынял и давал подзатыльники. Он хмурился, бурчал что-то под нос, но никогда не подводил. В жизни и на охоте.
Несмотря на все это, он никогда ни в чем меня не винил. Кроме единственного случая, когда Сэм уехал в Стэнфорд. Он разнимал нас, ошалелых от злости, не позволяя выходить за рамки, когда Сэм едва не довел меня до рукоприкладства.
Наверное, Дин никогда полностью не простит меня за то что, я практически выгнал Сэма из дома. После того как Сэмми уехал, Дин окончательно замкнулся в себе.
Прошел уже год, как Сэм в колледже. Дин уже не молчит как раньше – целыми неделями. Он смеется над скупыми шутками Бобби, обсуждает со мной охоту, и не стоит часами у окна, глядя на дорогу тоскливым взглядом. И мне хочется верить, что Дин не скучает по брату так отчаянно.
Можно ли верить надежде? Мой сын хороший актер, хотя не любит притворство всей душой. Поэтому, играя, он не смотрит в глаза. Боится, что все увидят, как он одинок. Боится, что Я увижу насколько ему одиноко…