|
Отправлено: 10.01.08 23:38. Заголовок: Когда Сэм охотится, ..
Когда Сэм охотится, он стреляет, сжигает, говорит на латыни и прикрывает собой цивилов. Когда Сэм не охотится, он ищет очередное дело или очередной способ спасти брата. Когда Сэм устает от охоты и поисков, он укладывает под подушку Дина нож, под свой матрас - кольт, и еще один нож – на пол под тумбочку, проверяет соляные дорожки, оберегающие заклятья, валится на кровать и засыпает тяжелым беспокойным сном. Когда охотится Дин, он стреляет, сжигает, матерится и прикрывает собой Сэма. Когда Дин не охотится, он добывает средства к существованию или ловит на улыбку зазевавшихся девушек. Когда Дин устает от охоты и «охоты», он отпускает рискованные шутки в адрес Сэма, проверяет запасы пива и пиццы, ложится и мгновенно отключается. Сэм полагает, что он, наверное, очень счастливый человек: ему не приходится думать о том, как добыть себе пропитание, на что залить бензина в бак Импалы, где бы раздобыть теплую куртку или новые ботинки взамен обгоревших во время прошлого сожжения останков; ему не грозит потеря работы в связи с сокращением штата; и ему уж точно не грозит одиночество, Дин не оставит его даже после смерти. Его, Сэмовой, так точно - проверено. А Сэм твердо намерено оставить Дина себе, потому что обязательства обязательствами, но с мигрантами снизу у него с некоторых пор разговор короткий, буквально на один замах. Сэм перекидывает нож с руки на руку, играется, приучая себя чувствовать лезвие как продолжение ладони, хотя в этом, наверное, уже нет необходимости – он достиг такой степени близости, такого единства с этим ножом, что Дин, кажется, начинает к нему ревновать. Металл не блестит в темноте – Сэм зачернил его, чтобы не бликовал; еще он туго обтянул рукоятку длинной полосой натуральной кожи, чтобы ладонь не скользила во время удара, чтобы нож не оставался в ране, легко выходил из нее, ухваченный за рукоять. Лунный свет серебрит волосы спящего Дина, подсвечивает щеку мертвенно-белым, и Сэм в какой-то момент пугается, соскальзывает с кровати и осторожно перемещается поближе к брату, чтобы облегченно вздохнуть – дышит, ровно и глубоко, даже видит что-то во сне – зрачки бегают под веками, губы шепчут что-то, совсем тихо. Он не кричит, не дергается и не хмурится, и это очень хорошо. Впрочем, Дину, кажется, вообще не снятся кошмары, из них двоих они всегда выбирают Сэма. Половина четвертого – Сэм теперь умеет определять время по тому, насколько низко в небе висит месяц. Он неслышно проходит от стола к окну и обратно, расправляет небрежно брошенную на спинку стула рубашку Дина, отхлебывает из его кружки глоток холодного кофе – господи, наконец-то у них появились свои кружки, так, глядишь, и до собственного дома дойдет! Его, Сэмова, - пузатая, черная с тонкой красной полосой, Динова рядом, красная с тонкой черной, и Дин периодически путается и хватается не за свою, а потом торжественно сообщает: «Сэмми, не советую допивать, я напускал туда слюней!», и Сэм с усмешкой отнимает у него кружку, чтобы сделать демонстративный глоток и фыркнуть: «Не переживай, я уже плюнул в твою, пока ты был в душе». Дин вдруг вскидывается, открывает осоловелые глаза и торопливо шарит взглядом по комнате – от кровати Сэма к входной двери, к окну, и снова смотрит на кровать. Сэм смеется, выступая из тени: - Я здесь. Спи. Дин мгновенно закрывает глаза и мешком валится на подушку. Три четверти пятого, скоро начнет светать, и Сэм уже снимает покрывало с постели, чтобы прилечь на пару часов, когда Дин снова садится на кровати, но в этот раз взгляд его осмысленен и направлен в одну точку – на дверь. - Началось, - выдыхает Дин и тянется за джинсами. Но Сэм уже знает, чувствует, он уже у двери, прижимается плечом к косяку, открывает защелку, бросает короткий взгляд на брата: - Сколько? - Судя по вою, один, - шепчет Дин, торопливо натягивая рубашку. – Если только до них, наконец, не дошло, что молчание в их случае – золото. Сэм красноречиво хмурится – не время для шуток, Дин, обувайся быстрее! – и скидывает дверную цепочку. - Готов? - Да. - На позицию. Сэм приказывает, Дин подчиняется – это относительно новое правило игры, но Дин не в обиде, а Сэму не в тягость. Они стоят у двери не плечом к плечу, как раньше, теперь Дин всегда позади, и всегда касается Сэма – слегка прижимается грудью к лопаткам, кладет ладонь на плечо, дышит в затылок. Это второе новое правило: Сэм не может отпустить от себя брата дальше, чем на шаг, он должен ощущать его рядом, так близко, как только возможно. Он должен прикрывать его - собой. Дверь открывается с надрывным скрипом, и в следующую секунду Дин дергается, отшатываясь в сторону, и, обхватив Сэма за пояс, утягивает за собой. Они замирают в углу: позади и с боков стены, впереди – Сэм, живая преграда, а напротив – никого, ничего, пустота и тишина. - Где? – хрипло спрашивает Сэм, медленно поводя перед собой ножом. - Прямо, шесть футов, готовность номер три, - выдыхает ему в ухо Дин и убирает ладони с пояса брата – теперь физический контакт может только помешать. – Два… Од…! Сэм начинает движение раньше, чем Дин успевает отдать команду – он реагирует на то, как напрягся брат, как сократились его мышцы в готовности отразить удар – о, Сэм прекрасно ощущает Дина даже без непосредственного физического контакта. Он в очередной раз успевает. Лезвие прочерчивает в воздухе широкую синусоиду отвлекающего маневра, затем ныряет вниз, резко сменив направление, летит по дуге вверх – и встречает на полпути сопротивление двухсотфунтовой туши в прыжке. Они с Дином синхронно откатываются, вжимаются в стену, пока тварь корчится на полу, и теперь ее может видеть даже Сэм – подсвеченный красным истлевающий контур подыхающей собаки. - Какое счастье, что они самоликвидируются! – жизнерадостно заявляет Дин, не забывая окидывать комнату внимательным взглядом. – Иначе мы с тобой надорвались бы еще на пятом, тягая трупы и сооружая костры. Сэм продолжает стоять, отгораживая Дина от свободного пространства комнаты, и нож в его руке слегка приплясывает. - Всё, Сэм, точно всё. В этот раз он пришел один, - уверенно говорит Дин и слегка толкает брата в спину. – Давай, закрывай дверь и ложись. - Нам еще ехать, посплю в машине, - отмахивается Сэм, но Дин настойчиво подталкивает его в кровати. - Укладывайся, хоть часа четыре поспишь в нормальных условиях. Все равно уже светает, - он указал подбородком в сторону окна. На улице занимается заря. Дин уверенно ведет Импалу по проселочной дороге, привычно объезжая рытвины – Сэм спит на соседнем сиденье, уткнувшись лбом в пристроенный на дверце сгиб локтя. Нож лежит на приборной доске, и Дин периодически косится на него – у Сэма вошло в привычку не расставаться с этой железякой ни днем, ни ночью, он хватается за нее, едва проснувшись, как раньше хватался за зубную щетку. Впрочем, Дину грех жаловаться – нож исправно делает свое дело, продлевая его жизнь вот уже третий месяц. Дина не оставляет смутное ощущение, что он живет в долг, в долг Сэму, и сумма долга растет с каждой пережитой ночью. Впрочем, Сэмми вряд ли выставит ему счет. Они останавливаются на ночлег в маленьком безликом мотеле и снимают один номер на двоих. С некоторых пор им плевать на подозрительные взгляды посторонних и попытки всучить номер с двуспальной кроватью, главное, чтобы на двери висели крепкие замки. Дин хохочет, глядя на экран телевизора – «Ночь живых мертвецов», боже, попробуй тут удержись от смеха после зомби в Алабаме, - роняет кусок пиццы на кровать Сэма, подхватывает, торопливо затирает полоски расплавленного сыра на покрывале и, воровато глянув на уставившегося в монитор брата, тянется к его кофе. - Налей себе, хватит у меня таскать, - не поднимая головы, ворчит Сэм. - В моей остывает быстрее! – неловко оправдывается Дин и все-таки делает глоток из кружки Сэма. - Они одинаковые, - пренебрежительно фыркает Сэм. - Ну не знаю… - Дин прожевывает очередной кусок пиццы, переворачивается на живот и подползает к сидящему на краю кровати Сэму, пытаясь заглянуть в монитор. Сэм выставляет локоть, двигает им вверх-вниз, мешая брату – он терпеть не может, когда кто-то смотрит через плечо, но Дин ловит момент, подныривает под руку Сэма и, устроив подбородок на тачпаде – курсор на экране начинает конвульсионно дергаться, словно пытается сплясать джигу, - торопливо пробегает глазами текст. - Оборотень в Ричмонде? Хм-м-м… Сэм хлопает Дина по затылку, выдергивает лэптоп и решительно захлопывает крышку: - Забудь. Это не для нас. - А для кого? - Позвоню Родригесу, он там недалеко, разберется. - Ну почему? – обиженно тянет Дин. - Потому что нам нет необходимости искать нечисть – нечисть сама находит нас, - назидательно говорит Сэм и укоризненно смотрит на Дина – сверху вниз, серьезно, вдумчиво. - О да, теперь охота всегда с нами! – Дин с усмешкой потягивается, и Сэм, не удержавшись от ответной улыбки, стряхивает голову брата с коленей. - Эй! – обиженно воет стукнувшийся затылком о край кровати Дин. - Досматривай свой ужастик и ложись, второй час ночи, - Сэм теперь раздает указания, сам того не замечая. Но Дин не спорит. Он покорно выключает телевизор и перебирается на собственную кровать. - Спокойной ночи, - автоматически шепчет Дин, засыпая. Сэм усмехается и тянется за ножом. Три сорок, Сэм сидит на полу под окном и разглядывает спящего брата. Кажется, это вошло в привычку, больше ночами делать нечего. Теперь они живут в разных режимах: Дину днем надо быть свежим – ему вести машину, один город – одна ночевка, иначе их выследят не только хэллхаунды; Сэм днем обычно спит, он уже давно привык отсыпаться в Импале – ночь его время, ночью начинается охота на Дина, ночью Сэм выходит на охоту. Сэм выводит острием ножа узоры на скрипучих половицах и думает о том, что ему совсем не жаль – ни собственной жизни, ни того, что было, ни того, что есть, ни того, что теперь так, возможно, будет всегда. Ему даже не жаль той девчонки, как, бишь, ее там? Руби? Он все никак не может привыкнуть не думать о ней как о девчонке, слишком уж легко она попалась, слишком самоуверенной была, держа их за дураков. Надо быть демоном-олигофреном, чтобы поверить, что он, Сэм, согласится вести армию демонов в обмен на жизнь брата. Девчонка была дурой, когда думала, что сможет заманить его в ловушку из обещания спасти Дина, пары ночей траха и десятка-другого поцелуев взасос, и это было легко – подловить ее в момент оргазма и вонзить в изгибающуюся спину ее же нож. Собственно, он и интрижку с ней затеял-то только ради этого ножа, способного убивать выходцев из Ада; и рука не дрогнула в последний момент, хотя, возможно, Руби на это и надеялась, идя на риск, оставаясь перед ним обнаженной, нарочито безоружной. Как будто его могла остановить мысль о том, что демон сидит внутри невинного человека. Как будто что-то могло остановить его, когда брату оставалось жить две недели. Как будто что-то могло изменить желание Сэма оставить Дина себе. Сэм вырезает на полу пентаграмму и думает о том, что это здорово, что нож не работает в руках Дина, потому что тогда Дин непременно приказал бы Сэму убираться на все четыре стороны, потому что он, Дин, прекрасно сможет справляться с хэллхаундами самостоятельно. Сэм думает: как хорошо, что в нем текла кровь желтоглазого демона, иначе нож не работал бы и в его руках. Сэм думает: как жаль, что видеть адских псов может только Дин, насколько все было бы проще, если бы и Сэм тоже мог. Но на самом деле это, пожалуй, вряд ли сильно повлияло бы на ситуацию: Сэм поразительно быстро приспособился убивать тварей, ориентируясь на взгляд, жесты и указания Дина, как солдаты учатся стрелять на свет и на шум, только Сэм теперь, пожалуй, может убить кого угодно, если Дин рядом резко дернется и бросит короткий злой взгляд на какого-нибудь зарвавшегося постояльца мотеля – убить просто по привычке, на рефлексе, как вспарывает бока хэллхаундам, молча, деловито, быстро, без угрызений совести. Он не знает, сколько еще таких тварей осталось в Аду и как быстро демоны восстанавливают их поголовье, он не знает, сколько адских псов придет за Дином в следующий раз. Зато он точно знает: сколько бы ни пришло – ни одна не вернется обратно. Потому что он сделает всё, что угодно, и даже больше, чтобы оставить Дина себе.
|